Неточные совпадения
Знаком
народу Фомушка:
Вериги двупудовые
По
телу опоясаны,
Зимой и летом бос,
Бормочет непонятное,
А жить — живет по-божески...
— Но позвольте, — сказал наконец Чичиков, изумленный таким обильным наводнением речей, которым, казалось, и конца не было, — зачем вы исчисляете все их качества, ведь в них толку теперь нет никакого, ведь это всё
народ мертвый. Мертвым
телом хоть забор подпирай, говорит пословица.
— Хочется думать, что молодежь понимает свою задачу, — сказал патрон, подвинув Самгину пачку бумаг, и встал; халат распахнулся, показав шелковое белье на крепком
теле циркового борца. — Разумеется, людям придется вести борьбу на два фронта, — внушительно говорил он, расхаживая по кабинету, вытирая платком пальцы. — Да, на два: против лиходеев справа, которые доводят
народ снова до пугачевщины, как было на юге, и против анархии отчаявшихся.
—
Тело. Плоть. Воодушевлена, но — не одухотворена — вот! Учение богомилов — знаете? Бог дал форму — сатана душу. Страшно верно! Вот почему в
народе — нет духа. Дух создается избранными.
Нельзя было Китаю жить долее, как он жил до сих пор. Он не шел, не двигался, а только конвульсивно дышал, пав под бременем своего истощения. Нет единства и целости, нет условий органической государственной жизни, необходимой для движения такого огромного целого. Политическое начало не скрепляет
народа в одно нераздельное
тело, присутствие религии не согревает
тела внутри.
Совершенно непонятно, почему status quo, сохранение прежних границ бытия
народов есть меньшее насилие, чем изменение границ, чем перераспределение национальных
тел, чем те или другие аннексии.
Унижение
народа наносит рану прежде всего его духу, а не его
телу, его призванию, а не его интересам.
Такова судьба всего истинно социального, оно невольно влечет к круговой поруке
народов… Отчуждаясь, обособляясь, одни остаются при диком общинном быте, другие — при отвлеченной мысли коммунизма, которая, как христианская душа, носится над разлагающимся
телом.
Все это опять падало на девственную душу, как холодные снежинки на голое
тело… Убийство Иванова казалось мне резким диссонансом. «Может быть, неправда?..» Но над всем преобладала мысль: значит, и у нас есть уже это… Что именно?.. Студенчество, умное и серьезное, «с озлобленными лицами», думающее тяжкие думы о бесправии всего
народа… А при упоминании о «генералах Тимашевых и Треповых» в памяти вставал Безак.
Я должен заявить, что для нас самодержавие не является единственной цепью, оковавшей
тело страны, оно только первая и ближайшая цепь, которую мы обязаны сорвать с
народа…
— Ничего. Ладно живу. В Едильгееве приостановился, слыхали — Едильгеево? Хорошее село. Две ярмарки в году, жителей боле двух тысяч, — злой
народ! Земли нет, в уделе арендуют, плохая землишка. Порядился я в батраки к одному мироеду — там их как мух на мертвом
теле. Деготь гоним, уголь жгем. Получаю за работу вчетверо меньше, а спину ломаю вдвое больше, чем здесь, — вот! Семеро нас у него, у мироеда. Ничего, —
народ все молодой, все тамошние, кроме меня, — грамотные все. Один парень — Ефим, такой ярый, беда!
Ну, и подлинно слушают, потому что
народ не рассуждает; ему только скажи, что так, мол, при царе Горохе было или там что какой ни на есть папа Дармос был, которого
тело было ввержено в реку Тивирь, и от этого в реке той вся рыба повымерла, — он и верит.
На нашем бастионе и на французской траншее выставлены белые флаги, и между ними в цветущей долине, кучками лежат без сапог, в серых и синих одеждах, изуродованные трупы, которые сносят рабочие и накладывают на повозки. Ужасный тяжелый запах мертвого
тела наполняет воздух. Из Севастополя и из французского лагеря толпы
народа высыпали смотреть на это зрелище и с жадным и благосклонным любопытством стремятся одни к другим.
Ночью от тяжести
народа доски провалились, колодец набился доверху рухнувшими туда людьми из сплошной толпы, и когда наполнился
телами, на нем уже стояли люди.
Если огромные богатства, накопленные рабочими, считаются принадлежащими не всем, а исключительным лицам; если власть собирать подати с труда и употреблять эти деньги, на что они это найдут нужным, предоставлена некоторым людям; если стачкам рабочих противодействуется, а стачки капиталистов поощряются; если некоторым людям предоставляется избирать способ религиозного и гражданского обучения и воспитания детей; если некоторым лицам предоставлено право составлять законы, которым все должны подчиняться, и распоряжаться имуществом и жизнью людей, — то всё это происходит не потому, что
народ этого хочет и что так естественно должно быть, а потому, что этого для своих выгод хотят правительства и правящие классы и посредством физического насилия над
телами людей устанавливают это.
Но так бы это было, если бы не было закона инерции, столь же неизменного в жизни людей и
народов, сколько в неодушевленных
телах, выражающегося для людей психологическим законом, так верно выраженным в Евангелии словами: «И не шли к свету, потому что дела их были злы».
«Собираться стадами в 400 тысяч человек, ходить без отдыха день и ночь, ни о чем не думая, ничего не изучая, ничему не учась, ничего не читая, никому не принося пользы, валяясь в нечистотах, ночуя в грязи, живя как скот, в постоянном одурении, грабя города, сжигая деревни, разоряя
народы, потом, встречаясь с такими же скоплениями человеческого мяса, наброситься на него, пролить реки крови, устлать поля размозженными, смешанными с грязью и кровяной землей
телами, лишиться рук, ног, с размозженной головой и без всякой пользы для кого бы то ни было издохнуть где-нибудь на меже, в то время как ваши старики родители, ваша жена и ваши дети умирают с голоду — это называется не впадать в самый грубый материализм.
Почти ощущая, как в толпе зарождаются мысли всем понятные, близкие, соединяющие всех в одно
тело, он невольно и мимолётно вспомнил монастырский сад, тонко выточенное лицо старца Иоанна, замученный горем и тоскою
народ и его гладенькую, мягкую речь, точно паклей затыкающую искривлённые рты, готовые кричать от боли.
Там они вынесли
тело; несмотря на то, что шарахалась лошадь, положили его через седло, сели на коней и шагом поехали по дороге мимо аула, из которого толпа
народа вышла смотреть на них.
Если вы устремитесь прежде всего на уничтожение вредно действующих причин от холода и голода, тогда надо будет лечить не
народ, а некоторых других особ, из которых каждой надо будет или выпустить крови от одной пятой до шестой части веса всего
тела, или же подвесить их каждого минут на пятнадцать на веревку.
Полиция разогнала
народ со двора, явилась карета с завешенными стеклами, и в один момент
тело Скобелева было увезено к Дюссо, а в 12 часов дня в комнатах, украшенных цветами и пальмами, высшие московские власти уже присутствовали на панихиде.
Вокруг его тринадцать
тел лежало,
Растерзанных
народом, и по ним
Уж тление приметно проступало,
Но детский лик царевича был ясен
И свеж и тих, как будто усыпленный;
Глубокая не запекалась язва,
Черты ж лица совсем не изменились.
—
Народ без религии — все равно что
тело без души, — шамкал какой-то седовласый младенец, — отнимите у человека душу, и
тело перестает фонксионировать, делается бездушным трупом; точно так же, отнимите у
народа религию — и он внезапно погрязает в пучине апатии.
Народ по достоинству оценил Ермака и поет о нем в своих былинах как о казацком атамане, составлявшем только голову живого казацкого
тела.
Я не раз видел, и привык уже видеть, землю, устланную
телами убитых на сражении; но эта улица показалась мне столь отвратительною, что я нехотя зажмурил глаза, и лишь только въехал в город, вдруг сцена переменилась: красивая площадь, кипящая
народом, русские офицеры, национальная польская гвардия, красавицы, толпы суетливых жидов, шум, крик, песни, веселые лица; одним словом везде, повсюду жизнь и движение.
Одни доказывали, что преступно заниматься наукой, пока она является чужеядным растением на
теле бедствующего
народа…
За такие поносные слова пристав ударил Арефу, а потом втолкнул в казарму, где было и темно и душно, как в тюрьме. Около стен шли сплошные деревянные нары, и на них сплошь лежали
тела. Арефа только здесь облегченно вздохнул, потому что вольные рабочие были набраны Гарусовым по деревням, и тут много было крестьян из бывших монастырских вотчин. Все-таки свои, православные, а не двоеданы. Одним словом, свой, крещеный
народ. Только не было ни одной души из своей Служней слободы.
Как дождь землю влагою живой, насыщал
народ иссохшее
тело девицы этой силою своей, шептал он и кричал ей...
— Ну, молчи! — говорю. — Старый богохульник и безумец ты! Что такое —
народ? Грязен
телом и мыслями, нищ умом и хлебом, за копейку душу продаст…
Стоял я на пригорке над озером и смотрел: всё вокруг залито
народом, и течёт тёмными волнами
тело народное к воротам обители, бьётся, плещется о стены её. Нисходит солнце, и ярко красны его осенние лучи. Колокола трепещут, как птицы, готовые лететь вслед за песнью своей, и везде — обнажённые головы людей краснеют в лучах солнца, подобно махровым макам.
Остановилась, покачнулась — идёт. Идёт, точно по ножам, разрезающим пальцы ног её, но идёт одна, боится и смеётся, как малое дитя, и
народ вокруг её тоже радостен и ласков, подобно ребёнку. Волнуется, трепещет
тело её, а руки она простёрла вперёд, опираясь ими о воздух, насыщенный силою
народа, и отовсюду поддерживают её сотни светлых лучей.
Акулина бросилась на лестницу и, прежде чем успели ее удержать, взбежала и с страшным криком, как мертвое
тело, упала на лестницу и убилась бы, если бы выбежавший изо всех углов
народ не успел поддержать ее.
Караульщикам и Дутлову надо было приказать раза два, чтоб они приступили. Малый же молодой обращался с Ильичом, как с бараньей тушей. Наконец, отрубили веревку, сняли
тело и покрыли. Становой сказал, что завтра приедет лекарь, и отпустил
народ.
Таким образом, является то мрачное понятие о
теле, как темнице души, которое существовало у до-христианских
народов.
Хотя не спал всю ночь, но
тело свое чувствовал легким; когда его не пропускали вперед, теснили, он расталкивал
народ толчками и проворно вылезал на первое место; и ни минуты не оставался в покое его живой и быстрый глаз.
И молчал
народ — так тихо было, что слышал Иуда, как дышит стоящий впереди солдат и при каждом дыхании где-то поскрипывает ремень на его
теле.
— Святое известно богу, наказание же на
теле простолюдину не бывает губительно и не противоречит ни обычаю
народов, ни духу Писания. Лозу гораздо легче перенесть на грубом
теле, чем тонкое страдание в духе. В сем справедливость от вас нимало не пострадала.
Когда Марфа вошла в избу и
народ расступился, пропуская ее, она под святыми увидала обмытое, убранное, прикрытое полотном мертвое
тело, над которым грамотный Филипп Кононыч, подражая дьячкам, читал нараспев славянские слова псалтыря.
А ангел через три дня оставил
тело правителя. Похоронили
тело, и жалел
народ своего правителя, который сначала гордым был, а после кротким стал.
Глупо, когда люди гордятся своим лицом, своим
телом, еще глупее то, когда люди гордятся своими родителями, предками, своими приятелями, своим сословием, своим
народом.
Народ-художник, умным очам которого открылась нетленная красота
тела, не мог окончательно проклясть и осудить
тело, а Платон был слишком сыном своего
народа и его религии, чтобы совершить такую измену национальному гению эллинства, — он, который умное видение этого мира положил в основу своей философии.
— Да ничего, все слава Богу, — сказал Никифор. — Озими тоже зазеленели, скот в
теле, овса, сена, яровой соломы и всякого другого корма до будущего хлеба с залишком будет, приказчики на хуторах радивые, рабочий
народ всем доволен, соседские, слышь, завидуют ихней жизни.
Нужный для жизни, благородный, возвышающий душу труд заменяется бессмысленной работой на доставление всяческих удобств и радостей ненужным, оторвавшимся от жизни людям. «Собрались и пируют.
Народу больше нечего делать, как пользуясь страстями этих людей, выманивать у них назад награбленное. Бабы дома, мужики трут полы и
тела в банях и ездят извозчиками».
Для жребия
народа и человечества является решающим обстоятельством, чтобы культура начиналась с надлежащего места, — не с души (что составляло роковое суеверие жрецов и полужрецов): надлежащее место есть
тело, жест, диета, физиология, остальное вытекает отсюда…
И мысль о чухонцах и греках производила во всем его
теле что-то вроде тошноты. Для сравнения хотел он думать о французах и итальянцах, но воспоминание об этих
народах вызывало в нем представление почему-то только о шарманщиках, голых женщинах и заграничных олеографиях, которые висят дома у тетки над комодом.
Вместе с тем коммунизм создает деспотическое и бюрократическое государство, призванное господствовать над всей жизнью
народа, не только над
телом, но и над душой
народа, в согласии с традициями Иоанна Грозного и царской власти.
Народ сделал около него кружок, ахает, рассуждает; никто не думает о помощи. Набегают татары, продираются к умирающему, вопят, рыдают над ним. Вслед за ними прискакивает сам царевич Даньяр. Он слезает с коня, бросается на
тело своего сына, бьет себя в грудь, рвет на себе волосы и наконец, почуяв жизнь в сердце своего сына, приказывает своим слугам нести его домой. Прибегает и Антон, хочет осмотреть убитого — его не допускают.
Высокая, стройная, той умеренной здоровой полноты, которая придает всем формам женского
тела прирожденную пластику, с ярким румянцем на смуглых щеках и знойным взглядом из-под соболиных бровей, Настя была чисто русской красавицей, о взгляде которой русский
народ образно говорит, как о подарке рублем.
На вынос
тела собралось множество
народа, который толпился у церкви и проводил вплоть до кладбища своего загадочного соседа, но ничего особенного во время этих похорон замечено не было. Сделали только один основательный вывод, что, видимо, покойный был «важная персона», так как на похороны его собрались все московские власти и вся знать Белокаменная.